– Алис! – кричит Макс снизу. – С тобой все нормально?

Я не отвечаю. У меня пересохло во рту. Я вроде даже разучилась говорить.

– Алис! – кричит он снова, громче. – Не хочешь спуститься?

Сейчас это мое единственное желание.

Я уже представляю, как лечу вниз. Как подо мной ломается перекладина. Сначала – шок, а долю секунды спустя – короткое красивое падение и шумное приземление. Я уже слышу, с каким звуком мой череп ударяется о булыжники, раскалывается на несколько частей…

Но наверху лежит Эмми, и я не могу отступать. Эмми, которая обнимала меня, когда все мое тело сотрясалось от рыданий, которая отвечала за меня по телефону снова и снова, которая слушала меня, и заботилась обо мне, и любила меня, пока я не разрушила ее любовь из-за своих напрасных страхов. А сейчас она лежит наверху, одна, со сломанными ребрами, поскольку решила последовать за мной…

– Все нормально, – кричу я в ответ дрожащим голосом и продолжаю карабкаться вверх.

Последние перекладины преодолеваю быстрее, не позволяя себе думать о высоте или ржавчине под моими пальцами. Оказавшись на уровне окна второго этажа, обнаруживаю, что в нем нет осколков оконного стекла, – и воспринимаю это как маленький подарок судьбы.

Хватаюсь за подоконник и перебираюсь через него. Это стоит мне немалых усилий, но в конечном итоге я оказываюсь внутри и опускаю ноги на пол.

Вытираю ладони о джинсы, от чего те на бедрах становятся рыже-коричневыми, и оглядываюсь. Мне не составляет труда понять, что я нахожусь в комнате школьной медсестры. Она практически пустая, с кроватью в дальнем конце.

– Я наверху! – кричу в окно Максу и Роберту и, повернувшись, зову: – Эмми? Это Алис! Я здесь!

Делаю несколько шагов в сторону большой, массивной двустворчатой двери; она немного приоткрыта.

Я распахиваю ее.

Эмми лежит в дальнем конце, у другой двери, распластавшись на спине. Дыра, зияющая в том месте, где еще недавно находилась лестница, производит ошеломляющее впечатление, но мое внимание приковано не к ней.

– Эмми, – говорю я и направляюсь к своей бывшей подруге.

Она уставилась в потолок. Я замечаю это, когда подхожу совсем близко. Может, она сердится на меня? Пожалуй… Здесь нечему удивляться.

– Мне очень жаль, что так вышло, – говорю я, подойдя к ней. – Но мы нашли пожарную лестницу и спустим тебя как-нибудь…

Я замолкаю.

Она не отвечает. Вообще не реагирует. Не шевелится и не смотрит на меня.

Я гляжу на Эмми. Ее белая футболка грязная и пыльная, джинсы тоже покрыты какими-то пятнами. Маленькое золотое сердечко, которое она обычно носит на шее, выбилось наружу.

Грудь неподвижна.

Глаза пустые.

Их белки почему-то пятнистые.

– Эмми? – пытаюсь сказать я, но мой голос звучит странно, словно идет откуда-то со стороны. – Эмми, ты слышишь меня?

Она по-прежнему молчит.

Ее губы бледные и слегка раздвинуты. Между ними я могу видеть кривой передний зуб. Касаюсь руки Эмми – ее кожа теплая; тогда я начинаю думать, что с ней все нормально, просто ее мучает боль, и поэтому она не отвечает, и я трясу ее и снова зову по имени, и она все так же не произносит ни звука, и я трясу сильнее, а ее голова мотается из стороны в сторону, абсолютно безжизненно, как у куклы, и теперь я кричу, поскольку хочу, чтобы она ответила, ответила:

– ЭММИ, ОТВЕТЬ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

А тихий голос в моей голове шепчет:

– Пожалуйста, – молю я. А кто-то уже отталкивает меня в сторону и кричит: «Эмми?!» А я даже не слышала, как он подошел, но это не играет никакой роли, поскольку весь мир словно перестал существовать для меня, и я ничего не слышу и не вижу, кроме ее пустых, смотрящих куда-то вверх глаз.

– Эмми? – шепчет Роберт, перестает трясти ее и отпускает, словно лишившись сил. Безжизненное тело с шумом опускается на спину, и это самый ужасный звук, который я когда-либо слышала.

Роберт не отрываясь смотрит на нее; я не вижу его лица.

– Что… – слышу я позади себя, стоя на коленях на пыльном деревянном полу. – Ох!.. – ошарашенно восклицает Макс у меня за спиной, а потом повторяет то же самое тихо: – Ох…

Какое-то время мы молчим и не шевелимся, словно пытаемся подражать Эмми, а затем я протягиваю руку и прикасаюсь к ее обнаженной лодыжке.

Кожа уже начала остывать.

Макс закрывает ей глаза.

Этим действием он как бы ставит точку в произошедшем – и я опять возвращаюсь в реальный мир, обретаю способность видеть, слышать и говорить.

Роберт резко встает и уходит. С шумом раскрывает находящуюся справа дверь и исчезает в прячущейся за ней классной комнате. Я приподнимаюсь, намереваясь последовать за ним, но Макс не позволяет мне этого сделать.

– Оставь его… – начинает он спокойно и немного хрипло, но не заканчивает фразу.

Я смотрю на Эмми, не в силах оторвать от нее взгляд. Как будто во мне срабатывает некий омерзительный инстинкт, потребность раз за разом получать подтверждение того, что мне уже известно.

– Я не понимаю, – шепчу сама себе и пробую произнести это снова и снова. – Я не понимаю. Я не понимаю.

Наверное, это и есть шок?

Я хватаю Макса за руку с такой неистовой силой, что ему должно быть очень больно, но он даже бровью не ведет. Его лицо остается столь же безучастным, лишенным эмоций, как и голос. У меня внезапно возникает потребность заставить его реагировать, почувствовать то же самое, что чувствую я. Мне хочется царапать его, кричать ему в лицо…

Он смотрит на меня, как лунатик.

– Я не понимала, что это может случиться, – бормочу я хрипло и всхлипываю, – не понимала, не представляла, что так могло получиться, даже не догадывалась, насколько серьезно она пострадала; я просто…

Отпускаю его руку и чувствую, как мое тело трясется, словно в припадке эпилепсии. Макс, похоже, наконец приходит в себя; я, словно сквозь туман, вижу, как он начинает двигаться, чувствую, как он осторожно обнимает меня, и я пытаюсь вырваться, но одновременно мне хочется, чтобы кто-то утешал меня…

Как это обычно делала Эмми.

– Нам надо… – начинает Макс, и его голос дрожит от слез. – Нам надо накрыть ее чем-то, чтобы она не…

Я вытираю глаза, пытаюсь успокоить дыхание. Потом немного отодвигаюсь от Макса, высвобождаюсь из его объятий и встаю на трясущиеся ноги.

– Я поищу, – говорю, не глядя на нее – не могу больше.

Направляюсь к комнате, откуда пришла. Ее двери распахнуты настежь после того, как через них прошли Роберт и Макс.